ЛЕТУЧЕЕ СЧАСТЬЕ

Я видел в окошко,
Как в воздухе чутком неслышно
Летучая кошка
Скользит за летучею мышью.

А в солнечной выси,
Как будто им ведомо что-то,
Летучие мысли
Кренят фюзеляж самолёта.

И вижу я часто,
Пространство заполнив собою:
Летучее счастье
Спешит за моею судьбою.

ПОМПЕЯ

Я блуждал по лабиринтам города,
Заживо погребённого –
И затем раскопанного.
Я пил из амфоры святотатства.
Пыль прошедших эпох
Посыпала мне голову пеплом.
Что ищешь ты в недрах земных,
Мёртвый Город?
Неужто и впрямь
Время – самая могучая из стихий?!
(Не сбивай меня, Татуировщик Печали!)

Я бродил по мёртвому городу,
Как будто листая страницы
Повести своей жизни.
Не погребает ли
Давно потухший,
Но денно и нощно действующий
Вулкан событий
Трепетные города нашего прошлого?
Не такова ль судьба всего сущего?
Всё это можно прочесть в своём сердце.
Прочесть –
И присыпать пеплом
Свежих переживаний,
Чтобы смочь
Идти дальше.

СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ

Будут в храме бденья до зари,
Антуан де Сент-Экзюпери.
Отпуская в небо сонных птиц,
В зеркале увидев сотни лиц,
Мы не раз сыграем жизни блиц:
Что нам стоит, маленький мой Принц?

Ты придёшь, молитвою дыша,
Потому что храм – твоя душа.
И пойдём мы, спрятавшись от стуж,
Странствовать по замкам наших душ…
От тебя узнаю я, пилот:
Человек и сам ведь – самолёт!..

Вглядываясь в сотни своих лиц,
Всяк поэт играл со смертью блиц…
И вставал, и снова падал ниц…
И спасался, маленький мой Принц.

Исцелимо всё – и мгла, и грусть,
Если знаешь небо
Наизусть.

КРЕСТОСЛОВИЦА

У поэта, что к небу готовится,
Испытание есть – крестословица.

Он плывёт на плоту между рифами,
Осенён перекрёстными рифмами.

Не находит он неба – и мается:
Жизнь разбитым стеклом разлетается…

Лапой львиною бьёт она в лоб его –
И бессмертное требует топливо…

На церквах – купола позлащённые,
А стихи – вот беда – некрещёные!

Лишь душа – голосов страстотерпица –
В неизбывности музыки теплится,

Да родная сестра – крестословица –
К потаённому небу готовится…

***

О чём не спится другу моему?
Он, воздух растопыренный глотая,
По комнате растерянной летает,
И не даёт покоя никому…

И что с ним происходит, не пойму.
И, странности видений потакая,
Бессонница, как жизнь его вторая,
И пища сердцу, и душа уму.

Своё в глубинах спрятав естество,
Его души диджеи и джедаи
Со странным нетерпеньем поджидают
Бессонницу, бессмертие его...

***

У глубокой, как мир, криницы, –
Там, где речку родит исток,
Были счастливы мы, как птицы:
Берегли нас Любовь и Бог.

А потом – и жалеть не стоит
Этих сном промелькнувших дней –
Что-то странное, непростое
Приключилось с душой твоей.

Будто кончились все напевы;
Вмиг иссякли запасы нот;
Будто Снежная Королева
Твоё сердце одела в лёд.

И не понял я, что же сталось –
Лишь по сердцу прошлась пила,
Твоё тело со мной осталось,
А душа от меня ушла.

Но, исполненный странной силы,
Я признаюсь ещё сильней:
«Я люблю тебя, друг мой милый!
Что ж ты смертью живёшь моей?»

***

Кольцо утрат сжимается всё туже,
Солёной болью подло бьёт под дых...
Я не уверен, что ушедшим – хуже,
Как мы бы ни оплакивали их...
Я не уверен, что живущим легче –
Брать на душу терзания и грех...
Иных уж нет, а те – уже далече...
И – только вечность уравняет всех.

Господь не забирает без причины:
У Господа на всё есть свой резон,
И плачут, словно мальчики, мужчины,
Пусть не по ним сегодня стынет звон...
Не лицедеи, не лгуны, не врали,
Не те, кого прельщают миражи...
Они сегодня друга потеряли,
А в месте с ним – и часть своей души...

Так что ж мы ропщем? Что ж мы всё канючим?
Ведь наши дни давно наперечёт!
Не сомневайтесь – мы своё получим,
Как только подкрадётся наш черед...
И сам Господь придёт по наши души –
И примет нас, свободных и нагих.
Нет, я не верю, что ушедшим – хуже.
Любите остающихся в живых!

***

Ещё ты сам себя не перерос.
Ещё, быть может, время не настало,
И пламенеет в кончиках волос
Страдание, которое устало...

Его ты робко стряхиваешь с плеч,
Чтобы руками пепла не касаться;
Оно устало властвовать и жечь,
И болью в чутком сердце отзываться.

Оно шептало странные стихи,
Они смиряло смех и укоризны, –
Игралище безудержных стихий,
Убежище великой тайны жизни...

Задумался усталый пилигрим:
Ведь груз утрат не сбросишь в одночасье!
Но... что-то лёгкое уже летит за ним:
Отдохновенье? Или просто счастье?

ПОЛОВОДЬЕ

Как страшно время половодья!
Забродят воды, как вино,
И плодородные угодья,
Как Китеж-град, уйдут на дно.

С какой безбрежною тоскою
Стать морем речка норовит! –
И, до краёв полна собою,
Сама не знает, что творит…

Так, отпустив души поводья,
Бездонно, властно, как испуг,
Страстей безумных половодье
Испепеляет всё вокруг.

Как будто речка впала в детство,
И жалко ей расстаться с ним…
А мне досталась по соседству
Судьба стать берегом твоим.

***

Вулкан обрёл покой – и страсть земли уходит...
Так кто же, Боже мой, по струнам сердца водит,
Смычками из-за туч мелодию играя
У самых снежных круч, у врат земного рая?

Зажёгся мир огней – и меркнет в сердце скука;
Под струнами дождей аккорд играют руки;
То яростен, то – груб, нас хлещет ветр-бродяга,
И пьём мы плотью губ пленительную влагу

Ворвавшейся весны, от пошлости лекарство,
И вновь наречены, как боги, мы на царство
В купели пленных птиц, где меркнет всё земное,
В стране, где нет границ – а подданных лишь двое!

***

Кириллу Ковальджи

Собираю Бога из богатств,
Кладезей души, безумств дороги;
Не боясь невольных святотатств,
Прямо в сердце – собираю Бога.

Собираю Бога из потерь,
Совпадений смыслов, слов и чисел,
Чтоб открыть таинственную дверь,
Где судьба свой обронила бисер...

Собираю Бога из тоски
По чему-то высшему, чем знанье...
Пальцам, обжигающим горшки,
Время собирать настало камни.

Собираю Бога из любви,
Согревая странствия свои.

Только не спешу поверить я
В то, что Он – мозаика моя...

РОЖДЕНИЕ МУЗЫКИ ИЗ ДУХА ТРАГЕДИИ

Михаилу Гофайзену

 музыка рождалась из духа трагедии
и была она вестью
и весть была вещью в себе
и эту вещь в себе
нельзя было передать другому
но музыка не умирала
у другого человека другая музыка
тоже рождалась из духа трагедии
по мере преодоления ступеней судьбы
и судьба была роком
и рок был рэпом
и рэп был криком
и крик был молчанием
и молчание было золотом
и ангелы были его старателями
и крупицы молчания
тщательно промывались ангелами
поэтому вода под ситом
снова засорялась речью
и речь опять не знала
стать ли ей музыкой
или же угаснуть обетом
раствориться в абсолютной немоте

***

Скользящие руки художника
Рисуют натюрморт –
И обволакивают его странной жизнью,
Стремительной, как откровение,
Влажной, как страдание,
Терпкой, как коктейль времен...

Веер времени замирает
В бесстрастных руках Немезиды...

Все самое важное в мире
Начинается именно тогда,
Когда как будто бы
Ничего не происходит...

Люди подобны вратам мира,
Которые Бог-ребенок запер на ключ —
И забыл его у себя в кармане...