СТИХОТВОРЕНИЯ В ПРОЗЕ

ПОЦЕЛУЙ СТЕКЛА

Пустынность пространства заковала мой шаг в бесполезность. Я внутренне спотыкаюсь о преграды, воздвигаемые моей неуверенной мыслью. Я хочу пересечь границу дозволенной скорости и уловить момент остановившегося движения.
Сверхпроводимость - сверхсознание - сверхчувственность. Я пропускаю через себя поток явлений, реальных и нереальных, настоящих и ненастоящих. Они не задерживаются в моём сознании, но, благодаря какому-то странному механизму, изменяют свой цвет, вид, свою сущность и становятся другими.
Ты тоже изменяешься, становясь рядом со мной. Это игра света, который мы отражаем, и теней, которые мы отбрасываем. Что-то самое сокровенное и личное вырывается наружу, а ты сдерживаешь его на поводке, как собаку, которая отчаянно лает и растягивает до предела пружину твоего терпения.
Мы с тобой - две подвешенные на ёлке игрушки. Мы искримся и звеним, иногда целуемся друг с другом звонким поцелуем ёлочного стекла. Но стоит нам только теснее прижаться друг к другу, и мы превратимся в груду блестящих радужных осколков, ярких и замечательных своей абсолютной бесполезностью. Такими мы были после каждой нашей встречи - полностью потерявшими свою целостность и объём от переполнивших и сдавивших нас чувств. А наутро к нам заходили в комнату, снова собирали, склеивали нас, и мы шли путём наших незатейливых приключений, пока нечаянно нам не выпадало счастье снова разбиться и разлететься на кусочки от случайного и вместе с тем преднамеренно ожидаемого нами столкновения.
Мы будем жить, всё равно мы будем жить, пока всё небо не выльется с дождями и не станет сухим и пустым, как наше будущее, а наши сердца не вспорхнут и не полетят синими стрекозами на фоне выцветшего неба. Мы будем жить, пока наш смех не превратится в волны солёного моря, а наши следы не станут чайками на песке.
Не умирают лишь слова, высеченные на камнях сердец, и слёзы, прожегшие чьи-то ладони.

НОЧНОЙ ПАСЬЯНС

Ночь полна, словно чаша чудного цветка, любовными грёзами, руки свиты в кольца встреч и разлук, а губы обожжены красным вином поцелуев, горячим и терпким, вяжущим движенья и сковывающим время. Добавь ещё одну каплю - и опрокинется мир, а горячий ветер выбьет дрожащие стёкла из окон, разнося по всей земле их звон - звон разбитого мира. Исчезнут преграды, множество пространств будут связаны в одно, а множество взглядов, нашедших друг друга в океане тьмы, загорятся искрами притяжения, то вспыхивающими, то гаснущими в гулком колодце ночи...
Ты отсчитываешь пять карт. Снимаешь с колоды. Я медленно переворачиваю их одну за другой. Вот это - дама с глазами жар-птицы и улыбкой месяца и её перевёрнутое отражение, такое же непостижимо-загадочное, как его двойник. Ты проходишь по залитому солнцем авеню её ленивого платья. Озеро карты блестит целомудренным огнём. Дама стоит в воде, подставляя солнцу полные овалы плеч. Её нерешительность похожа на вздох полураскрытого цветка...

АКТЁР

Ты любишь меня властной и цепкой любовью актёра, стремясь подражать и копировать. Ты берёшь мою улыбку и жесты, примеряешь мою походку, как сарафан, крадёшь мой голос, как крадут цветы из чужого сада. Ты уверен, что любишь меня, и поэтому хочешь воплотить мой образ в своём, а я остаюсь опустошённой и ограбленной. Как ненавижу я эту льстивую и лживую гримасу подражания!
Расцепи свои руки, свои железные объятия! Ты же знаешь, что для пойманного в капкан нет ничего дороже свободы! Но твоя любовь смотрит на меня жадными глазами, и ты не можешь разомкнуть порочный круг сцены, на которой чувствуешь себя скрытым маской безопасности. Может быть, на самом донышке твоей души бродит сомнение, но ты слишком осторожен, чтобы осознать его, слишком дорожишь своим статусом, чтобы внимать ему, слишком упоён своим паразитизмом тихого обожания, чтобы слышать его голос. Ты чувствуешь, что если у тебя отнять источник твоего видимого, но не существующего мира, ты иссякнешь, как пересохший ручей или срубленная ветвь когда-то цветущего дерева. Поэтому ты держишь меня за руку и не отпускаешь, твердя о любви ко мне как о главном своём богатстве, лишиться которого ты боишься, потому что тогда потеряешь своё лицо.

ЧАСЫ

Капли, большие, огромные капли роняют усталые стрелки часов. Время течёт непрерывным потоком, чтобы наполнить собой жизнь до самых краёв. Последняя капля времени упадет в неё, и время польётся через край. Теперь оно потечёт мимо тебя, мир будет изменяться за пределами твоей жизни, и ничто уже не сможет наполнить новым смыслом содержание твоего "я".
Тиканье часов - словно капли дождя, падающие в разрыхлённую почву, словно ноты нерождённой музыки, затопленной среди голосов...
Раскрывается полдень, как чаша цветка. Мир прозревает свой истинный путь. Измученный льдом, он тянется к свету, тонкий стебель изогнут в непрерывном движенье...
Если у мысли нет преград, она умирает. Ей нужны преграды для того, чтобы родиться на свет.

ШТИЛЬ

1

Шторм... Великая романтическая стихия. Шторм сверкает, сминает, сметает всё, увлекает на борьбу. Но бороться со штилем - всё равно, что сражаться с призраками. Ослабевшие руки. Увядшие паруса... Я отсчитываю секунды, минуты, часы. Ничего не изменяется. Только солнце неумолимо сползает вниз, словно испугавшись, что забралось слишком высоко.
Всё остальное стоит на месте, как молчаливый памятник бездействию...

2

К какому утру привязана шлюпка воспоминаний? Какую зарю воскресить из всех умерших?
Как утомителен штиль...
Ты даже не можешь разбиться - лишь утонуть - спокойно, безгласно.

ПАУТИНА

Моё сознание слишком замутнено, чтобы думать ясно, моя мысль слишком закручена, чтобы следовать за ней. Это странный лабиринт, из которого нет выхода, но в котором есть только одна точка притяжения - аттрактор, и, следуя любому пути, неизменно выходишь на неё.
Ещё один день отрезан от моей жизни, как ломтик хлеба, ещё один шаг сделан по направлению к бездне...
Всё, что переполняет меня сегодня - это иррациональность, но чем больше я пытаюсь бороться с ней, тем больше затягивает меня её беспорядочная паутина. И вдруг я понимаю, что моё спасение - в том, чтобы обрасти этими невидимыми цепкими нитями, сделать их частью своей души, сплести из них узор, который оправдает, наконец, всю бессмысленность происходящего внутри меня.
Срока за строкою я вскрываю вены, по которым течёт густое и липкое чувство, заполняющее и захватывающее меня изнутри. Я снова захлёбываюсь в нём и снова пытаюсь вырваться, отчаянно барахтаясь, отбиваясь руками и ногами. Теперь оно выплёскивается на бумагу. Не знаю, чувствую ли я при этом облегчение, но я как будто не успеваю почувствовать боль, и этого вполне достаточно.
Неужели безразличие - это всё, к чему ты стремишься? Ты так болезненно-настойчиво пытаешься достичь этого состояния, как будто в нём сосредоточены все блага мира... Но как только достигнута цель, ты уже ощущаешь себя пленником новой идеи, ибо преследователь - это пленник своего преследования и раб своей жертвы. Эта колоссальная зависимость, в которую мы всё время попадаем вопреки самим себе и здравому смыслу, - источник движения и жизни вообще.
Я сижу, согнувшись пополам, как захлопнутая или почти захлопнутая книга. Слышу паровозный гудок. Мы проезжаем лес. Зелень мешает видеть свет, небо; листья бьют по лицу, проводят своими гладкими ладонями по совершенно гладким окнам вагона. Я покупаю бесплатный билет в самый нелепый мир, который только можно себе вообразить. Обратно меня везут пустые вагонетки сна.

ОТВРАЩЕНИЕ

Город вывороченных кишок. Харакири. Обезображенная толпа вываливается из троллейбуса пережёванной кашицей. Муторное чувство подступает к горлу, выдавливается, словно желчь, из меня по капле...
Желчь льётся из солнца потоком зноя, заливает, забивается в ноздри, в глотку. Липкие волосы спадают мне на лицо. Потно в паху. Пыльно дышать.
"Ах, простите, мне нехорошо" "Да не пинай меня ногами, сука!" "Не плюйте мне семечки в лицо..."
У этого сгустка аморфной жижи всё уже давно должно было расплавиться. Растопленный жир проступил блестящими каплями у него на морде. Потёк к подбородку... Утёрся жирным рукавом. Не успеть за пористой кожей. Новая капля, словно жирная слеза, побежала по щеке. Засопел. Сопи, сопи, пока не подавишься своим жиром...
Толпа с отупевшими, как у мертвецов, лицами. Мокрые ноги прилипли к моим ботинкам. Страх прошёл. Отупение - великая вещь. Я смотрю на них вызывающе. Отгадай загадку. Что отвратительнее всего на свете? Это ты.

КРУГИ

Пусть вся тетрадь будет исписана мечтами и звуками и волнами света...
Я хочу остаться одна на тысячу лет...
От моей грусти родится новая звезда. От этой звезды родится новая грусть.
Эта ночь узнаётся по запаху цветов... Я хочу вернуться, хочу увидеть повторение своих снов. Я хочу пройти по следам, оставленным здесь две тысячи лет назад...
Я строю дом, в котором живу, - мир, в котором живу: медленно кладу кирпич за кирпичом, разгребаю груды хлама для того, чтобы найти то единственное, что мне нужно.
Я снова иду кругами: возвращаюсь к тому, что было, прорываюсь к тому, что будет, успокаиваюсь на миг, расстилаюсь зелёной травой у подножия гор...
Я живу непонятыми мыслями. Читаю то, что попадётся под руку. Доходя до конца страницы, забываю, что было в начале, и приходится всё перечитывать заново. У меня открывается второе дыхание, и вдруг я ловлю себя на том, что бегу против часовой стрелки. Я ставлю свою подпись под тем, что уже давно перечеркнула собственной рукой. А то, что кажется мне настоящим, никогда не будет понято до конца...