Ольга Харламова
(Москва)

интервью

интервью

БЕЛЫЙ ПАРУС
РУССКИЕ ЭМИГРАНТЫ В ПАРИЖЕ

А ты улетаешь в Париж –
Какое красивое слово!
Над аэродромом паришь
пространства уже неземного,
и аэродевочки там
разносят вино и напитки,
и губы твои не скрывают улыбки
ишепчут: Paris, Notre Dame.

О, Париж, Париж!
Город, который «стоит Обедни» и «Праздник, который всегда с тобой».
Эти слова были во мне еще тогда, когда я собиралась в дорогу, эти слова были со мной, когда я уже дышала воздухом Парижа. Эти слова сейчас создают фон, на котором проступают картины парижских улиц, парков, музеев, жилых кварталов, моих парижских встреч с русскими эмигрантами, для которых местом жизни стал этот город, и сам он занял место в их жизни.

Творческие люди, профессией которых является слово: писатели, журналисты, в основном, конечно, писатели, с большими трудностями находят себе место в другой стране, если они продолжают говорить и писать на русском языке и их продолжают волновать те же самые проблемы, которые волновали у себя на родине. Там, в другой стране, русский язык не стал языком международного общения, и русское слово и русские проблемы не нужны никому. Специфика русской жизни и русского слова может интересовать людей или широкого кругозора, или узких специалистов, кто занимается языком, исследует творчество русских писателей и кому интересен  слог именно этого писателя. Но таких специалистов мало, а  простые  люди, которые каждый день встают и ходят на работу, смотрят фильмы и читают книги, они чуждым языком не интересуются, и они не смогут понять, чем отличается творчество одного писателя от другого, потому что они не читают их произведения в подлинике. Они читают литературу на своем родном языке. Писатели, журналисты, живя за рубежом, вынуждены, или должны, стать на службу государству, служить их политике, и кого они в данный момент поддерживают, это для политиков становится интересным, тогда их работу оплачивают, тогда они появляются на телевидении и на радио. Но, опять же, это изворот социально-политический, а не художественно-литературный.  
Если писатель является таким мастером, как Набоков, умевший писать на английском языке так, что его произведения были интересны самим англичанам, или если он такой художественно-политический титан как Солженицын, такой писатель будет принят в любой стране. Но это титаны, и таких очень мало. А речь у нас идет о тех многих других, которые, тем не менее, пишут, и пишут хорошо, но они остаются невостребованными там, в другой стране. И на что им там жить? На чем зарабатывать деньги?
Когда они уезжали отсюда, приезжали туда – они оказывались там нужными ну, может быть, для того, чтобы «подробно передавать» какие-то определенные сведения о жизни в Советском Союзе. Им за это платили.
И вдруг у нас началась перестройка. Вдруг у нас стало всё практически таким же, как и у них. И о чем же им тогда остается говорить? Так вот сейчас они ненавидят перестройку, они Горбачева ненавидят, они вообще ненавидят всё, что произошло у нас в стране. И они полюбили Советский Союз. Потому что Советский Союз их «кормил», а перестройка разрушила их «экономические» основания. Потом они стали из этого выходить, искать другие пути, но вначале были шокированы и возненавидели всё это новое наше.
И происходит то, что они начинают «чуждаться» друг друга. Они вращаются все время в своем тесном мирке и друг друга поедают своими бесконечными интригами и завистью.

АИДА

Был вечер, был день, было утро,
а ночь как была не была.
Отчалила в лодочке утлой,
ни паруса нет, ни весла.
Теченьем и ветром гонима,
пропала в волнах где-то там…
Молитвами разве моими
прибьется к родным берегам!

Поэт проживает жизнь ту, которую проживает его душа, а душа всегда на родине.

Я в доме, отдаленном от центральной части Парижа, в многоэтажной башне на 27 этаже. Просторная кухня. За круглым столом мы пьем чай, просто беседуем.
Аида Хмелева – поэт, она писала стихи всю жизнь, с 50-х годов и по сей день. Первая книга, которая у нее появилась, «Свидетель созвездия Льва», датирована 1997 годом. Там собраны ранние стихи, в основном 50-х годов. А вот вторую книгу, «Вольная воля», я держала в руках и прочитала там при ней несколько стихотворений. Меня эти стихи потрясли глубиной, поэтическим слогом. Я не литературный критик, но я сказала бы, что Аида Хмелева – настоящий большой поэт. Стихи написаны настолько по-русски, чувствуется, что это пишет русский человек, о своем, родном, и это еще одно подтверждение того, что где бы человек ни жил, в какой бы стране он ни был, он все равно остается душой там, где родился, вырос, там, где прошло его становление, где его душа.
Когда я пришла к Аиде, я хотела взять интервью, т.е. я уже достала диктофон, но Аида сказала: «Нет, нет, нет, не надо, давайте просто побеседуем, выпьем чай, поговорим просто так, хорошо, что вы зашли, пришли…» Мы действительно стали пить чай, и получилось так, что я ей все рассказала о себе. У меня был с собою журнал «Литературная учеба», первый номер за этот год, где напечатана подборка моих стихов. Аида внимательно читает и вдруг, резко подняв глаза, спрашивает: «Неужели существует мужчина, достойный такой любви, о которой вы пишете?»  Я говорю: «Нет, наверное, но писать хочется.»
Я ей стала больше понятна, и Аида стала говорить о себе, и начала она с такой фразы: «Моя бабушка…».
Это было настолько замечательно, это было мне подарком. Когда я начинаю рассказывать о себе, я тоже говорю: «Моя бабушка…».
Я вообще считаю, что когда человек начинает разговор, вспоминая даже не маму и отца, а бабушку или деда, это значит, что человек глубоко, корнями соединен с домом, с родными, с родиной.
Бабушка Аиды была дочерью священника и вышла замуж за священника. У Аиды три сына и три дочери. Второй сын, Дмитрий, также священник, сейчас он имеет приход в Сергиевом Посаде.
Аида попала на чужбину в силу тех обстоятельств, которые сложились в Советском Союзе, когда люди с определенными взглядами попросту не принимались обществом, даже не обществом, а не принимались политикой, их выкидывали из страны, просто выбрасывали в лучшем случае, или же отправляли в лагеря.
Так было с одним моим знакомым, мало знакомым, почти незнакомым, но тем не менее я видела этого мальчика на вечеринке, всего один раз, красивого, который был счастлив тем, что он поэт, и уже чувствовал себя поэтом, он радовался тому, что сегодня придумал новую строку, он подходил ко всем и знакомил их со своей строкой, я помню эту строку: «Небо, беременное закатом». Я тогда сидела и думала: у меня таких рифм – куры не клюют, но я не бегаю и никому не кричу, что я поэт. Потом его имя стало известно на всю страну – он был одним из восьми мальчиков, вышедших на Красную площадь после событий в Чехословакии – Вадим Делоне. И, по существу, ему сломали жизнь. Он был посажен, сначала, естественно, куда-то на Лубянку, потом сослан в лагерь и провел там несколько лет, а когда вышел из лагеря, был вынужден эмигрировать. Наверное, он мог бы не уезжать, но здесь все пути ему были закрыты: он не мог нигде учиться, не мог получить нормальную работу. Когда я рассказала Аиде об этом поэте, оказывается, она его знала, он жил в Париже, но не мог приспособиться к этой жизни, скажем так – зарабатывать деньги. Он прожил недолгую жизнь и скончался на чужбине.
Муж Аиды был профессиональным фотографом. В свое время он выставлял художественные фотографии в Манеже, и когда по выставке прошлись бульдозеры, оставляя на месте произведений искусства целину, он был вынужден эмигрировать вместе с семьей.
Поскольку муж был высокопрофессиональным художником-фотографом, ему очень быстро была предоставлена хорошая работа, и, естественно, Аида получила условия для жизни, для того чтобы можно было растить и воспитывать детей и писать, писать стихи. Книга ее, подписанная псевдонимом Любовь Молоденкова, вышла небольшим тиражом в количестве 500 экземпляров, и она через знакомых людей распространила их в различных библиотеках.
Я спросила, где можно купить ее книги, оказалось, что и купить-то их не купишь. Остается только надеяться, что следующая книга найдет более широкий доступ к читателю, чтобы как можно больше людей в России могли прочитать ее замечательные стихи.
Те стихи, которые русские эмигранты пишут и читают там – замечательные стихи, но они о русском, написаны русской душой. И опять же они изданы здесь, у нас, в России, и они интересны русскому читателю. Даже если их переведут на французский язык и будут читать во Франции, да, это будут стихи, хорошие, хорошо переведенные стихи, и тому, кто будет заниматься переводами с русского там на французский, они будут интересны, но они не займут место то, которое имеют, к примеру, стихи Виньона – для французов, стихи Байрона – для англичан, я уже не говорю о Шекспире в подлиннике.

ТУРГЕНЕВСКАЯ БИБЛИОТЕКА В ПАРИЖЕ

Париж, Париж, Париж!
Сверкающей солнцами крыш!
Однажды приснившийся мне --  
наяву, не во сне.
Я рада, и город мне рад.
Подарок – и Лувр, и Монмартр.
В сердце Парижа – lamour!
O, bonjour!

Тургеневскую библиотеку я не сразу нашла, она для меня вначале оказалась закрытой. Я знала о том, что в Париже существует библиотека русских эмигрантов – Тургеневская библиотека. В справочнике я нашла ее адрес и сама поехала на эту совершенно неизвестную мне улицу. Она, эта улочка, оказалась небольшой, тем не менее я нашла дом, но никакой вывески, говорящей, что здесь библиотека, не было. Была суббота, никто не входил и никто не выходил из этого дома. В парижские дома просто так войти невозможно, не зная кода. Можно долго стоять перед закрытой дверью, вот так и я, простояв где-то минут двадцать, ушла и подумала: видимо – библиотека переехала куда-то, или этой библиотеки просто нет.
Париж – не из тех городов, в котором надо передвигаться от цели к цели. Париж – город, где можно просто ходить, как в деревне, луща семечки, по его Елисейским полям, считая ступеньки Нотр-Дама, мечтая о любимом Квазимодо, представляя себя Эсмеральдой на его руках, заглядывая в переулки и ища счастья в Латинском квартале. И, конечно, первое, что я сделала, это стала знакомиться с городом. Один день я провела целиком в Лувре – пришла к открытию и вышла, когда уже прозвенел звонок, стали предупреждать, что пора покинуть здание. Я бродила по улицам Парижа, поднималась на Монмартр и проходила по его улочкам, даже проехала на экскурсионном автобусе и по названиям улиц, которые произносил водитель-экскурсовод на французском языке, я понимала, что мы проезжали там, где жили, или бывали, теперь уже знаменитые, художники, поэты, писатели, где они встречались в кафе, совсем рядом, вот за этим стеклом автобуса. Не расставалась с фотоаппаратом, оставляя на память различные виды Парижа, и не только достопримечательности, а улочки Парижа и его закоулочки. Через «Русскую мысль», где постоянно печатают объявления о поступлении книг в библиотеки, я подтвердила адрес и еще раз поехала в Тургеневскую библиотеку. Из подъезда того же дома вышел молодой человек. Я спросила его о Тургеневской библиотеке, и он сказал: «Да, да, она здесь». Мы поняли друг друга, хотя он говорил на своем языке, я – на своем.
На втором этаже жилого дома действительно располагалась, а правильнее теснилась, Тургеневская библиотека. Встретила меня библиотекарь Варвара Львовна. Она любезно рассказала мне историю этой библиотеки, что она сложилась еще в 1875 году по инициативе Тургенева на средства от концертов Полины Виардо, о том, что услугами библиотеки часто пользовались русские люди, и что она была довольно большая, около ста единиц хранения. Но в 1940-м году, когда пришли фашисты, они вывезли библиотеку, увезли ее с собой в Польшу. Когда Польшу освободили, библиотека была возвращена на родину, но сохранилась третья часть ее бывшего фонда. В настоящее время даже этим книгам тесно вот в этих двух комнатах квартиры, где просто невозможно держать большой фонд, и сейчас в ней размещается только 30 единиц хранения. В библиотеке есть и читальный зал – на два стола. Медленное угасание жизни библиотеки поддерживается мэрией. Несколько человек работают на зарплате, а несколько человек помогают по собственной инициативе, но тем не менее библиотеку посещают несколько сотен читателей, и при мне пришли два человека, которые попросили записать их в библиотеку. Для того чтобы стать читателем этой библиотеки, нужно иметь любой документ, подтверждающий твое проживание в Париже, 15-евро как залог, 5-евро при записи и по одному евро за каждый месяц. Эта библиотека не только хранит художественную литературу, как мне сказала Варвара Львовна, это настоящая эмигрантская библиотека и она ведет научную деятельность, т.е. вся информация о том, что создано руской эмиграцией, первой, второй и третьей волны, всё проходит через библиотеку, и все научные работы, труды, которые издаются во Франции, где-то в другом месте, в Германии, например, отражены в каталогах этой библиотеки. Но больше никакой другой культурной деятельности библиотека не ведет, как, например, концерты на русском языке, не выступают там современные писатели, поэты, такой практики нет. Это происходит исключительно потому, что помещение очень мало и эти мероприятия невозможно проводить.
Я подарила библиотеке книжку моих стихов и книжку стихов поэта Александра Сенкевича, хотя книги в дар библиотека практически не принимает, потому что их негде хранить. И когда я спросила, чего бы, в качестве мечты, хотелось библиотеке – первое, что мне было сказано, чтобы помещение было «побольше».
Мало воздуху для русской библиотеки в Париже.