ДРАМЫ НЕ БУДЕТ

Драмы не будет. А утренний пляж
Грязнет в моей золотой паранойе.
Перистый ветер сшивает мираж.
На побережьи - ступени и двое.

Девять утра. Продувает насквозь
Куртку и свитер. Мигрень - наизнанку.
Прежними "рядом" и новыми "врозь"
Ты расширяешь хрусталики панка.

Ночью шёл дождь? На песке золотом
Каждая капля - что маленький кратер,
Заполонённые тёплым дождём
И потоплённый игрушечный катер.

Днесь - глубина без небесных границ
Резким октябрьским солнцем волшебно
Слепит зрачки в зазеркальи ресниц,
Прыгая морем от гребня до гребня.

DEJA VU

Мой сон - deja vu на Алуштинском пляже,
И розовый луч зеленеет в воде.
Обидно - в реальности не было нашим,
Но помни - не помни - оно в нас везде.

Сестра, я смеюсь - ну конечно, виденье,
Витки ностальгии по снам - пустяки.
И ты не гляди на моё поведенье,
Не пробуй меня принимать во штыки.

Всего - deja vu… Но - орнамент волшебный,
Чарующий каждой деталью и всех,
И яхонт, кричащий о лире на гребне,
Моей ностальгической прелести смех.

Прогулка по парку и скифская крепость,
Которой столетий шестнадцать уже.
Один недочёт и большая нелепость -
Что ты не бродила в моём мираже.

И четверть кедровой аллеи без шишек,
И набережная с хвостами звезды,
И несколько слов - Тише! Тише! Я слышу
Русалочий голос… Услышишь и ты…

И всё, что любимое и дорогое -
И меланхолический апофеоз -
Оно - беззащитно, пугливо, нагое -
Всего deja vu… Мне обидно до слёз.

Ему суждено… Но не будем об этом.
Пока ещё снишься на том берегу,
Мне б взять объектив и направить на лето,
И кадр отснять, но… уже не могу.

Сестра, я болею хронической порчей -
Туда я хочу и тебя заманить,
И если я сплю - пробуждение горче,
И жутко заклеивать времени нить.

Алушта. Алушта. Посредством гипноза
За талию мозга тебя бы обнять,
И ночью бы впился мой сон, как заноза,
В тебя и увиделись мы бы опять.

Я - фобия маразматической жизни,
И несуществующей личностью я
Боюсь оставаться во мнимой отчизне
Один - в окруженьи абсурда бытья.

И розовый диск через волны заката
Прицелился вновь в третий глаз азиата.
Песок пахлавой разогрет, утомлён.
Семнадцатый цикл. Мой август. Мой сон.

ОДЕССА НЕ ЗДЕСЬ

Я помню: рисовал когда-то
Я буквы эти на песке,
Лучи зелёного заката
Зажав в ослабшем кулачке.
Они давно протёрты.
На них давно могильник.
Сминается аорта.
Пульсирует будильник.
Но надпись есть:
Одесса здесь?

Она же развёрнута к морю!
Её б разглядеть с кораблей
И - далее плыть - в коридоре
Фонтанов из волн и мелей…

Красивый разговор.
Одесса - словно царственный собор, но…

Теперь я снова - не в Одессе,
И люди новые. Теперь.
Палатки. Озеро за лесом.
Костёр. А в нём - дельфина дщерь.
Жара - как будто в адской топке.
Я сквозь колючки к роднику
Бегу по вытоптанной тропке.
Все ноги в ранах. Я бегу.
Вчера закончилось простудой,
Пока я грелся у костра
И птицы пели отовсюду
Не замолкая до утра.
И, прошмыгнувший в катакомбы,
Сидел я там шестьсот секунд
И видел свет от взрыва бомбы,
И всадников трёхпалых бунт.
Я убежал. Но предстояло
Вернуться поутру сюда,
Чтоб темнота всех нас искала
И грызла уши темнота.
Шесть километров до лимана
Прошли упрямо, расходясь.
Мы ожидали струй, как манны,
Но: до колен струилась грязь.
Нас поджидали сделать фото,
А мы бродили вдалеке.
Я был в тулупе, жёлтых ботах
И с острым топором в руке.
Затем нарвали чистотелу,
В крапиву плотно заходя,
И в казане лапша сидела,
Боясь вечернего дождя…
(И камни, режущие ступни,
И резь кровоточивых ран,
Вино домашнее и клубни
Плодов невемых, и шафран…)

Я первым вышел к железнице,
И я один успел на электричку,
И я один вернулся в странный город
В тот странный день. Согрелся чаем
Цейлонским и проспался настежь.
Открыв окно
С видом на море,
С видом на берег
Открыв окно и…

ХВОЙНЫЙ КОМПОСТЕР

Серебряные звенья -
Пластмассовые платьишки
Шевелятся по веянью,
Играют в локти-ладушки.

В пленительном костре танцует петлями
С луной поленотреск огня. Лучи
Стекают на причёски наши медленно,
По косам сыпятся к земле. Молчи!
Молчи!.. Ни слова в танце - не предательствуй!
Смотри на землю: странен этот дом.
Когда кто близок к технопомешательству,
Того к себе винтит стальным винтом.
И пихты вкруг поляны скрылись масками…
Давай и мы устроим Маскарад,
Чтоб сёстры с братом, поменявшись красками,
Запутались в ролях "сестра" и "брат"!

Для карликов печенье
Струятся в чашу круглую,
Серебряные звенья,
Зажаренные куклою…

Здесь есть цветы, сердечки, звёзды, месяцы.
Четыре кисти ищут лишь сердца,
А я - ищу цветы да звёзды… Месится
Пшеница смуглая стеклом лица,
И вот - одно сердечко с карей впалостью
К моим рукам злой карлик протянул
С несвойственной ему мимичной жалостью…
А я ударом карлика спугнул…
Скажи: ну что за ненавистность злобная?!
Как будто бы любви не нужно мне!…
Зачем шагаем мы в страну загробную?
И я хочу любить! Хочу втройне!

Серебряные звенья -
Пластмассовые платьишки
Шевелятся по веянью,
Играют в локти-ладушки.

Полпятого: начало. Возвращаемся
Домой… За горизонтом блудит свет.
Казалось нам: заснём в лесу, намаемся,
А вышло - ночь не спали… Вот наш след!
Смотри, мы были здесь… За гранью заревой
Горит зоря, а Голубя Позёмки взмах
Летит, летит, и тёплый воздух маревом
Босые ноги бьёт, крича впотьмах…
От золотых лучей цветы румяные
И пряные запахли мёдом. Сквозь кедровый бор
Кипящие большие пузыри багряные
На крыше дома лопаются вскоре
И ими пьяный я.

МИРТ И ПЕПЕЛ

Разбрызгались искры по небу враз
Сполна.
Тяжёлые ступни, как белена,
Ударили в роговичный окрас.

А запах лаванды - льётся в нос,
С ума сводит стены и потолки
И вперегонки
Cтирает пришествие гроз.

И травы, как бархат - лоснятся в руках,
И льнут, и повсюду тысячи скирд
Пшеницы, в которой вплетён мирт,
И прах.

ЗЕРКАЛА

Зеркало - здесь! Перед бездной стоим.
Тысячи звёзд крестят талой водою.
Пьём языком дождь и льдинки храним.
Чувствуем на языке золотое.
Над фонарями застыли все те,
Кто не нашел на Земле нашей грешной
Тёплых прибежищ своей красоте,
Ауре радужно-яркой и нежной.
Белое облако вкралось туда,
Где Млечный Путь небеса затуманил,
Ставни открыл и смешал города
С пылью галактик и плоскостных граней.
- Слушай, как тихо! Вьюрки не поют…
Только - далёкое звёздное пенье…
Тени крещёные манят и льнут
Серым туманом в цветочном свеченье!
В пропасти, дремлющей талым огнём,
Марс на зените, как князь краснолицый,
Воет о том, что когда мы заснём,
К нам прилетят марсианские птицы.
-Ты для меня была ярче других,
Разве не всё равно, как ты светилась?
Важно, что луч опадал на двоих,
Важно, что этого света хватило…
- Марс, я спокойна, как дым в камыше.
Нет истерии за бледной щекою.
Обосновалась усталость в душе.
Перекрести не дрожащей рукою.
Что-то случилось - и словно заря
Вдруг промелькнула и быстро заглохла.
Призрак сидел наверху алтаря.
Девушка в церкви рыдала и сохла.
И замелькал звёздный купол светло.
Точно разбился на части и в щели,
Светлые точки планет унесло.
Стало темно. Небеса зашипели.
Зеркало передо мною, а в нём
Мной притворился гримасник железный.
Что-то зовёт в пустоцветный проём
Голосом очень знакомым и лестным.
- Знай же, мой шелест, мой вздох и мой луч -
Память моя - твоих грёз отголоски!
Будет твой образ объёмист и жгуч!
Будешь ты вечно-живым в моём мозге!
Тонут на дно серебристой воды
Лунной реки два кольца золочёных
И безвозвратно смывает следы
Ил, забывая о кольцах влюблённых.
Чёрная тень в шерстяном кимоно
Встала - и молния стрельнула в terra.
На берегу снова стало темно,
И кимоно озарила Венера.

КОРШУНЬЁ

И - вечер. И - звёздное небо сквозь тучи.
Сестрёнка моя, погляди на него!
Такою малюткою кажется жгучий
Крест Южный! И плачет на нас. Отчего?

1: Гордись тем, что светел. Терпи, пока можешь.
Ты будешь святым, пока будешь любить…
2: А хочется дьяволом быть, чтобы позже
В конвульсиях ярости всё позабыть!..

1: Мне страшно… Не должен был ты говорить так…
Не знаешь, с чем шутишь, кого предаёшь!
2: Но там, где кресты у сухих маргариток,
Приятнее жить и покоиться! Что ж…

Сестра, я боюсь пролетать над болотом!
Что было?.. что было…- Вопрос на вопрос.
Опять защемило на сердце мне что-то…
Я умер… По чьей-то игре иль всерьёз?

Трагедии нету?.. В надежде последней
Окрикну я первого встречного - Ты?
Опять прокажённый. Опять эти бредни.
Опять обознался и прячусь в кусты.

Прошли. Взялись за руки. Звёзды качают
Космический дом то слабей, то сильней,
И с зеркала-озера им отвечает
Уставшая иволга встряской теней.

УГОЛОВНИК

Припав к штанинам, я изрёк:
"Пускай меня накажет мама!
Какой от сих баталий прок?
Ведь в ней самой - не меньше хлама…"

Тогда мне было девять-десять,
Не мог нападки продолжать,
Нельзя мне было больше весить,
Чем килограммов тридцать пять.

И я страдал. Я пререкался,
Соседям душу изливал,
Но - со своими не ругался
И сдачи как бы не давал.

Теперь без малого мне двадцать,
Я встал на личную тропу,
Зубами научился клацать
И подчинил себе судьбу.

Теперь и сам я - уголовник,
Решетки вставлены в окно,
Процессий траурных виновник,
Сижу в сарае, пью вино.

И периодики на полках
Хватает поддержать камин
И отпугнуть от хаты волков,
Которым нужен витамин.

А завтра снова будет праздник,
Я приглашаю на банкет,
Всё будет круче и атасней,
И всех нас ждёт игра в крокет.

Приглашена несметность зэков,
С которыми в тюрьме сижу,
Чтоб развестись на дискотеку,
Девчонок, ром и анашу.

Мне двадцать. Я неинтересен
В натуре вовсе никому,
Но все нахально вносят плесень
В подарок дому моему.

Чу! Как аукнет, так и вставит -
Клинок, кулак и грозный клык
Покажет, кто кого задавит
И кто в кого забьет ярлык.

Чу! Все везде - такие швали!
В сравненьи с ними - я не шваль!
Как отовсюду доставали
Меня, чтоб пел им Пастораль!

Я - планетарный уголовник,
Я - заключённый всей Земли,
Невесты траурной любовник,
Символизатор рыжей тли.

Не вырваться из пут планеты
Неоперившимся крылом?
Я - отрицатель жизни этой
И - я держу в ладони лом!